Человеком номера итальянской версии журнала GQ стал итальянский мотогонщик, девятикратный чемпион мира Валентино Росси. Он рассказал GQ все самое сокровенное из своей личной жизни и карьеры. TheDoctor.Ru перевел эту статью для всех фанатов Валентино Росси в России. (Статья из журнала была достаточно объемной и была разбита нами на несколько частей).

    Валентино Росси прибыл в редакцию GQ в Милане один, на своем BMW M3 синего цвета.

    Валентино, тебя можно назвать ветераном в этом жестоком мире. Ты единственный гонщик, который совмещает в себе дух Барри Шина и новый супер коммерческий климат MotoGP. Ты горд собой?

    «Я очень отважный, и прежде всего в том, что несу в себе дух Барри Шина, и в том, что связываю прошлое MotoGP и настоящее. Наша среда сильно изменилась за последние годы. Теперь мотогонки скорее бизнес, чем спорт, но думаю, что рано или поздно это начинает касаться любого спорта. До MotoGP мир мотогонок был другим, все было проще и интереснее. Но если ты хочешь продолжать свое любимое дело, приходиться начинать играть по новым правилам. А мы профессионалы».

    В прошлом ты мог спокойно пообедать в ресторане и сбежать не заплатив.

    «Нет, нет, нет!».

    Ты сам рассказывал об этом, когда только начинал свою карьеру: «Мы убегали из ресторанов, не заплатив, и многое другое».

    «Ну ладно. В те годы я, правда, был бунтарем, любил развлекаться. У нас была компания из нескольких друзей. Когда мы начинали гоняться профессионально, мы сильно менялись, трасса нас меняла, мы становились плохими. Никто из нас никому не уступал, не при каких условиях. Если ты хотел победить, ты должен был «драться» за свою победу».

    Ты был молодым бунтарем, который не боялся высказывать свое мнение, и неважно нравилось ли оно кому-то. А пилоты наших дней, кажется, умеют только пить свои энергетические напитки перед телекамерой. Осталось ли еще место для молодых бунтарей в мотоспорте? Или ты последний из них?

    «Я согласен, и тоже считаю, что постоянное занятие рекламой энергетических напитков это г…о (перевод дословный). Но главная в этом проблема, это журналисты. В самом начале моей карьеры я мог рассказывать им все что угодно, я себя не сдерживал, мог высказываться, как хотел и о чем хотел, или высказывать свое мнение о ком-то, я был искренен и мои слова переносили на бумагу с точностью до буквы. А теперь все изменилось, каждое мое слово могут перевернуть так, что мне будет не до смеха. Например, как случилось в Мизано в этот раз, я сказал что-то вроде: «На мой взгляд, тот пилот не выложился на сто процентов». После чего на следующий день читаю в газете: «Валентино заявил, что этот пилот бездарен». И потом все думают, что я правда так сказал. И в результате теперь мне надо хорошо подумать, прежде чем что-то сказать».

    Барри Шин и Карл Фогарти, все же, всегда говорили только то, что хотели. И журналисты в долгу не оставались.

    «В прошлом я тоже был таким, мог выразиться не самым лучшим образом о пилоте, и мне это нравилось, я был самим собой и ничего не скрывал. А теперь я просто стал реже читать свои слова в прессе. Журналисты все равно переворачивают мои слова наизнанку. И не только мои, и все для того, чтобы сделать из паддока и пилотов новых звезд для слухов. Это г…..о. Когда ты берешь интервью у человека, надо переносить его слова, мнение, интонацию на бумагу, а не отвечать на вопросы за него».

    Думаешь, что гонки надо было отменить после смерти Томизавы в Мизано?

    «С одной стороны да. Когда умирает пилот, никому уже не хочется выезжать на трассу снова, все думают о нем, и их мысли не на трассе. Но как долго это сможет продолжаться? Один этап, два, весь сезон? Это сложная тема. С одной стороны, лучше прекратить. С другой, все равно уже ничего не исправить. Мы занимаемся жестоким и опасным спортом, и мы это знаем».

    Рон Хаслам, гонщик мирового уровня 80ых и отец Леона, который сейчас гоняется в Супербайке, говорил, что никогда не боялся умереть, потому что если не заниматься тем, что любишь больше всего в жизни это и есть смерть.

    «Наш мир мотоспорта очень сложный. Если ты решил гоняться, ты выезжаешь на трассу, ты сам начинаешь понимать, как рискуешь. Но это понимает каждый, кто занимается экстремальным видом спорта».

    Мото2, класс, где погиб Томизава, был охарактеризован как наиболее богатый авариями. Может, этот класс самый опасный?

    «Нет, просто в нем переборщили с количеством пилотов. Сорок человек на старте? Абсурд. И другая проблема заключается в том, что все пилоты находятся в одинаковых условиях, у всех одинаковые моторы, одинаковые покрышки, что подразумевает собой, что все они очень близки друг к другу на трассе. Я считаю, максимум пилотов должен быть 26 пилотов. Многие пилоты показывают практически одинаковые результаты, отсюда все проблемы. Но мне все равно нравится смотреть этот класс».

    Последние случаи с погибшими пилотами еще раз показали, что вы гонщики ходите по лезвию бритвы.

    «Да. Но, самая главная опасность всегда в том, что в тебя врежется другой мотоцикл. Но не надо забывать, что за последние годы безопасностью трасс серьезно занимались. И по отношению к прошлым годам сейчас усиленно работают над комбинезонами и шлемами, постоянно что-то усовершенствуется и с каждым разом все становится безопаснее. Риск остается всегда, и это то, что случилось с Ленцем в Америке и Томизавой. Если ты падаешь и остаешься на трассе, может случиться страшное».

    Подобно Довициозо в Брно?

    «Да, это было страшно. Но, так или иначе, в тот момент наши скорости были 100км/ч. Конечно, такой скорости тоже достаточно, чтобы нарваться на проблемы, но когда случилась авария с Шоей, речь шла о 250 км/ч. Сравнивать нельзя».

    Ты показывал свою ногу после травмы, это страшная картина. Это пугает… У тебя странный цвет кожи на той ноге, и вид у ноги такой, будто ее погрыз шакал. Падение в Муджелло стало самым страшным в твоей карьере?

    «Да. Боль была адская. У меня были подобные падения, четыре или пять раз. Но то, что случилось в Муджелло не передать словами. Я перестал понимать, что происходит вокруг».

    Можешь описать, что случилось?

    «Было утро, вторая практика, которая проходит в субботу перед квалификацией. Для того чтобы прогреть резину Bridgestone, надо проходить особенную процедуру, иначе сильно пострадаешь. Я проехал полный круг, на втором круге я находился за спиной Барберы. Я решил не обгонять его, т.к. от него всякого можно ожидать, зная по опыту. Я притормозил. Когда он скрылся из виду, я взял правее, потому что подъехал Педроса, мне надо было возвращаться на траекторию левее, я пропустил его, снова притормозив. Когда он уехал я дал газ. Проделал длинный правый поворот, поэтому справа резина была хорошо прогрета. Но т.к. я притормаживал в течение семи секунд, другая половина покрышек была недостаточно прогрета. И когда я начал поворачивать налево все случилось мгновенно. Все произошло так быстро, чтобы только в воздухе я понял, что падаю. Я даже не успел прокричать «fuck!» и с жуткой силой упал на землю. Первыми мыслями после падения стали: «Черт, я повредил стопу». Но когда я пытался встать я понял: «Черт, это не стопа, это нога!». Боль была такой, которую невозможно описать».

    Мик Дуен, пятикратный чемпион мира, однажды сломал палец в одной из практик. После чего вернулся на трассу и выиграл поул. Когда журналист Мэт Окслей спрашивал его, использовал ли он обезболивающие, он ответил: «Я не из тех, кто пользуется ими». А ты?

    «Я да! У меня отличные отношения с обезболивающими. Конечно, если бы я сломал палец, я бы смог обойтись и без них. Но открытый перелом ноги, это немного другое».

    Тебе что-то снилось под действием морфина?

    «Когда меня доставили в мед. центр на трассе я сказал одному из друзей: «О нет, я сломал малую и большую берцовую кость». Но когда врачи сняли комбинезон и сапоги и я увидел кость, которая торчала из ноги через кожу, ну… черт, тот момент был одним из самых страшных в моей жизни. Я знал, что сломал кость, но не знал, что кость вышла наружу. В общем, в тот момент, я не то, чтобы видел сны под действием морфина, а скорее мечтал о морфине. Потому что в тот момент, когда врач вправлял ее назад, я испытал такую боль, что лучше бы я спал и мне снился морфин. Боль была настолько сильной, что я думал, что умру от мук, и не доживу до операции. Боль была непереносима. Но потом, так или иначе, морфин мне помог».

    Ты считаешь, что слишком рано вернулся в гонки после операции?

    «Я считаю, что вернулся в спорт в нужное время. Я мог бы вернуться еще к Барселоне. Вот там, может быть, это было бы слишком быстрое возвращение. Нога болела постоянно. Я провел испытания в Брно на мотоцикле Супербайка и решил, что вернусь в Заксенринг. Конечно, без обезболивающих было не обойтись, но я хотел гоняться. Главной проблемой для меня осталось плечо. Я повредил его на мотокроссе, который мы устраивали с друзьями, это было после первой гонки в Катаре. Прошло столько времени. Это удивительно. Нога, после такого серьезного перелома, в итоге не сыграла большой роли в гонках. Нога, особенно правая не так важна, а без плеча ты никуда. И оно меня и волнует. В конце года я буду его оперировать».

    Но теперь ты хотя бы можешь составить компанию главным легендам мотогонок, которые гонялись со сломанными костями.

    «Я вырос на их примере, на примере самых великих гонщиков. Но у каждого из нас свои отношения с болью. Кто-то может справиться с ней быстрее, кто-то нет. Но самое главное, что потом она уходит на второй план, когда начинаешь мечтать о мото, о трассе, о том чтобы скорее вернуться. Боль перестает тебя беспокоить. Ты просто хочешь на трассу и все».

Перевод http://thedoctor.ru
 

« предыдущая новость   -  следующая новость »